В редакции Pulse долго думали, как бы поточнее назвать эту уникальную рубрику. Суть ее в том, что два автора в одинаковой примерно весовой категории, имея в виду весомость их слов, высказываются по поводу одного и того же театрального действа. Причем одному спектакль в целом нравится, а другому – вовсе нет. Первый вариант названия был «Дуэль». Но ведь стреляют-то не друг в друга, как в дуэли положено, а в сторону, причем в одну. Тогда решили, пусть будет по латыни – Pro et contra. Однако «латынь из моды вышла ныне», так что теперь соперницы сходятся в «Баттле критиков» – что и понятно, и модно, и точно отражает смысл рубрики. А стреляются нынче по поводу спектакля «Вишневый сад. Тишина» режиссера Андрея Сидельникова, сыгранного в саду Фонтанного дома. Екатерина Омецинская выступает contra, а Мария Кингисепп – pro.
Сергей Ярошецкий, шеф-редактор
CONTRA
Екатерина Омецинская
Вне идеалов добра и общественного самосознания.
Спектакль «Вишневый сад. Тишина» режиссера Андрея Сидельникова театр «На Литейном» впервые сыграл в саду Фонтанного дома в последний день минувшего лета. Премьера неожиданно окунула в бездну воспоминаний и сожалений. Возможно, их связь с театром кому-то покажется «не пришей – не пристегни», но ассоциативную теорию памяти Эббингауза, как и исключения из нее, пока никто не отменял…
Ассоциация первая – школьная. Метод «загляни за рамки произведения» практикуется в пятом классе средней школы, когда школярам предлагается написать сочинение о том, что могло случиться с Дубровским за пределами пушкинской повести. Идея Сидельникова проделать то же с героями «Вишневого сада» во втором, пластическом «акте» двучастного спектакля, увы, не оригинальна. Для современного театра, где режиссеры «в хвост и в гриву» воскрешают и выводят на сцену второстепенных или лишь упоминаемых драматургами героев, это не новация, как и оговорка «по мотивам» в программке. За последнюю, кстати, большое спасибо, ибо пережить итоговый пожар в имении Раневской без этой оговорки было бы невозможно.
Ассоциация вторая, «телевизионная». По аналогии с названием известного телешоу хочется спросить: «Где логика?». Воплощение старой идеи в спектакле «Вишневый сад. Тишина» складным не назовешь. Так, обрывки из жизни безотносительных «старосветских помещиков» (в части родителей Раневской) и ничейного «плавающего» мальчика (в части Гриши, утонувшего сына Раневской). Не очень понятно и кто, кроме режиссера, может воспроизводить воспоминания о нерешительном переростке Пете или о муже Раневской, перебравшем до смерти шампанского, которым запивал (такое режиссерское прочтение) измены жены… Уложить всю безмолвную мозаику эпизодов из прошлой жизни «вишневого имения» в голову моложавого Фирса, роль которого играет харизматичный Александр Кошкидько, просто невозможно. А самостоятельную связную историю из них явно не сложишь. Ну, явно не Стоппард сочинил все это…
Ассоциация третья – тягостная. Несмотря на то, что актеры театра «На Литейном» поражают воображение слаженностью танцевальных движений, изобретенных Ириной Ляховской, пластическая часть спектакля затянута. Скуку навевает уже одно повторное явление Гриши, который сначала минут десять радостно учится плавать в матерчатых волнах, а потом (после некоторого перерыва) еще минут пять тонет. Тоскливы и некоторые массовые сцены, смысл которых порой трудно угадать.
Ассоциация четвертая – этико-психологическая. Звучит выспренно, но объяснение для тех, кто «готов осудить, но еще не видел» – проще некуда. Предполагая неясность для зрителя пластической, «тихой» части спектакля, проходящей на передвижной суперсовременной сценической площадке, Сидельников предваряет ее традиционным театром «со словами». В начале действия все герои чеховской пьесы были явлены зрителям по кругу центрального газона сада Фонтанного дома. Перемещаясь вдоль почти символической чугунной оградки и переходя от одного актера к другому, публика должна была по нескольким вырванным из всего текста репликам Вари, лакея Яши, Шарлотты, Епиходова и прочих действующих лиц освежить в памяти портреты, характеры и биографии персонажей. Газон тут становился «сценой», а чугунная оградка – «рампой». Уже на переходе к третьему герою публика «перелилась» через барьерчик прямо на травку и даже стала теснить артистов к центру газона, утаптывая зеленый природный половик. Получилось вполне по Чехову: «Если позволить вам поцеловать руку, то вы потом пожелаете в локоть, потом в плечо…». Зрелище, прямо скажем, пренеприятное. А театр, который должен бы служить «светлым идеалам добра и справедливости» (по крайней мере, не допускать порчи имущества музея Ахматовой, любезно пустившего его на свою территорию), отчего-то даже не озаботился ни предупреждением зрителей о допустимом круге их участия в спектакле, ни о специально обученных людях, которым впору было отогнать уже первого нарушителя целостности газона. Конечно, театр мог поставить целью показать, что зрителем у нас давно стал «размножившийся дачник», но и это как-то «не комильфо»…
PRO
Мария Кингисепп
Рецептура тишины
На театре бытует мнение: важны любые спектакли, кроме скучных. «Вишневый сад. Тишина», что в конце августа выпустил в театре «На Литейном» Андрей Сидельников по мотивам пьесы Чехова, харизматичный и точно не скучный. Это спектакль-приключение.
Предварял премьеру онлайн-флешмоб. На странице театра в соцсетях чеховские персонажи (фото актеров анфас прилагаются) делятся рецептами всего, что можно приготовить из даров вишневого сада. Помещица Раневская (Екатерина Кулеш) рассказывает, как состряпать вишневый пирог, Варя, приемная дочь Раневской (Ася Ширшина) – вишневые пирожки. Вечный студент Петя Трофимов (Сергей Матвеев) учит готовить вишневый ликер, Аня, дочь Раневской (Александра Жарова) – вишневый компот, старый лакей Фирс (Александр Кошкидько) – вишневую наливку, гувернантка Шарлотта Ивановна (Светлана Шаврова) – вишневое варенье, Гаев, брат Раневской (Виталий Гудков) – вишневую настойку, конторщик Епиходов (Никита Кузьмин) – вишневое вино… Всего больше дюжины рецептов: впору выпускать сборник. Я испекла «пирог Раневской»: получилось очень вкусно, а модератор сообщил мне в комментариях, что я успешно прошла тест на полное погружение в материал.
Слово «тишина» в подзаголовке лукавит, обещая действие без слов: на премьерных показах, прошедших в саду Фонтанного дома, слова были. Артисты читали монологи от имени своих персонажей, и то была интермедия, интерактив, настраивающий на главную часть действия. Текст Чехова звучал, помогая воскресить в памяти зрителя образы и сюжетные перипетии.
В танцевальной части спектакля слова появляются в титрах, обозначая действующих лиц и места действия. Титры, собственно, намекают на актерские этюды, на которых и строились пластические фрагменты. Именно они сформировали и авторскую хореографию, и образное сценическое решение режиссера по пластике Ирины Ляховской, добившейся от молодых драматических артистов труппы огромной отдачи и весьма достойной техники.
Например, из реплики Раневской «Мой муж умер от шампанского» возник номер с целой батареей бутылок и бесславной, но эффектно станцованной гибелью. А из известной остроты «Епиходов кий сломал» родился один из самых сильных и ярких эпизодов спектакля – танец бильярдных шаров, которые раз за разом выстраиваются треугольником, чтобы тут же стремительно разлететься по условному столу («Желтого в угол! Дуплет в середину!»), или гулко и депрессивно кружиться по деревянным сиденьям венских стульев: намек на крупный проигрыш Чехова в рулетку или на партию, проигранную у судьбы: прокутили целое состояние, и из набитого деньгами шкафа разлетаются мотыльками денежные купюры…
Череда метафор, фрагменты сюжета, сценки и люди возникают ожившими в памяти Фирса событиями давно минувших дней, когда все были молоды и беззаботно счастливы. Они немного спутаны и бессистемны, как сон, эти прекрасные воспоминания одинокого старика. «Многоуважаемый шкаф», замотанный в плотный целлофан и служащий экраном для видеопроекции титров, и туго спеленутые пленкой венские стулья словно затянуты паутиной. Захотел смахнуть ее – и увидел картинку, словно эпизод какого-то арт-хаусного кино…
Этот спектакль сделал шаг вперед из репертуарной афиши театра «На Литейном» и, вслед за крутой «Антарктидой», точно не затеряется в программе крупных театральных фестивалей.
Вот мой рецепт театру (алаверды за пирог!). В художественном плане спектакль еще больше выиграет, будучи исключительно пластическим. Да, интерактив в саду забавен, но возможен лишь в теплое время года. А хочется, чтобы «Тишине» позволили зимовать в тепле, жить дальше и войти в репертуар. Хорошо бы вернуть показы в пространство камерной сцены, где шли репетиции и прогоны. Там изысканная хореография Ляховской смотрится колоссально: густо, как вишневый сироп, и предельно графично. Там работают акценты: например, когда по черному потертому дощатому полу рассыпаются ярко-красные вишенки, а белая скатерть нежно контрастирует с костюмами, выдержанными в пыльной черно-серой цветовой гамме. А если отказаться от «пленочной» визуализации метафоры с паутиной и уложиться в емкий полуторачасовой «евроформат», то смелый эксперимент обретет идеальную форму и вкус.
