Домой Общество Мединский случай

Мединский случай

1079
0

Кинокритик, президент Гильдии киноведов и кинокритиков России (2003—2011), председатель Экспертного совета кинопремии «Белый слон», куратор сайта Гильдии kinopressa.ru Виктор Матизен

Российский кинематограф был экспроприирован советской властью почти 100 лет назад, 27 августа 1919 года, но праздновать эту дату додумались лишь при Брежневе и объявили её днём советского кино. При Ельцине празднование перенесли на Международный день кино 28 декабря. При Путине — вернули назад, и это было знаковым действием – власть снова известила общество о том, что российское кинопроизводство обязано своим началом ей, а не частным продюсерам Дранкову и Ханжонкову. И до сих пор большинство кинематографистов отмечает этот день как праздник, а меньшинство — как день траура по утраченной свободе от госнадзора.

Власть государства над кино – сочетание пряника и плетки. С одной стороны — поддержка, которая не требует возвращения выделенных денег, но, в соответствии с принципом «кто платит, тот и заказывает музыку», требует не выходить за границы дозволенного, хотя в данном случае музыку платят налогоплательщики, а заказывают назначенные чиновники. С другой стороны — отказ в финансировании проекта или в прокатном удостоверении, без которого прокат запрещен. Последнее весьма эффективно, поскольку один выстрел отбивает у множества продюсеров, прокатчиков и постановщиков желание рисковать. Результат налицо: после запрещения «Клипа» Майи Милош и «Любви» Гаспара Ноэ – ни одной откровенной сцены на российских экранах мы не видели. После запрещения фильма Хусейна Эркенова «Приказано забыть» и невыпуска «Катыни» Анджея Вайды фильмы о преступлениях сталинизма выходить перестали, но начали выходить фильмы о доблестных работниках НКВД (об этом – ниже). Однако стоит кому-то заикнуться, что отказы в прокате являются цензурой, как из министерства культуры доносится феерическое по своему лицемерию заявление, что оно «категорически против любой формы цензуры». Продюсеры и прокатчики запрещённых картин могли бы подать иск к Минкульту, но боятся пойти против него, а Конституционный суд, которому должно быть очевидно, что действия министерства антиконституционны, помалкивает.

Но даже разрешив прокатывать картину, которой из-за мировой известности режиссёра нельзя отказать в прокате («Левиафану» Андрея Звягинцева), министр культуры Мединский позволяет себе заявить, что изображение РПЦ в этом фильме находится «за гранью» допустимого. И тем самым дает понять, что другим не стоит и пытаться сделать нечто подобное тому, что посмел Звягинцев. Неудивительно, что после таких заявлений депутат-девица Поклонская развязывает кампанию против «Матильды», задевшей, по ее мнению, честь канонизированного РПЦ Николая II.

Какое же национальное кино нужно государству? По словам самого культур-министра Мединского – такое, «после которого захочется встать, выйти на улицу и сделать что-то хорошее, правильное, не откладывая — прямо здесь и прямо сейчас». Столь примитивных суждений о предназначении кино не высказывал даже доносчик и параноик Семен Дукельский, в разгар Большого террора назначенный Сталиным прямо из НКВД председателем Комитета по делам кинематографии.

Впрочем, дело не в перлах, которые то и дело вылетают изо рта одиозного чиновника, а в том, что государство до сих пор считает художников подозрительными элементами, которых нельзя оставлять без присмотра и которым необходимо указывать направления деятельности. Но все, что оно способно предложить кинематографистам – это снимать псевдопатриотические фильмы, обязанные внушать пресловутое «чувство гордости за свою страну» и — о чем умалчивается — за ее властителей. Но если они что-то и внушают, то лишь такому количеству зрителей, которое не окупает затрат на производство и показ подобных фильмов. Не окупает потому, что интересы чиновников от культуры и зрителей в корне расходятся: вторые хотят чего-то из ряда вон выходящего, а первые – кабы чего не вышло. Результат страусиной политики Минкульта – конформизм продюсеров и режиссёров, приведший к почти полному отсутствию фильмов, затрагивающих проблемные точки общественной жизни, и к провалу подавляющего большинства попыток увеличить зрительский спрос на отечественное кино.

Современный российский кинематограф хронически убыточен (более того, сайт kinodata считает его «самым убыточным в мире»: из примерно 80 ежегодно выпускаемых фильмов в прокате окупается менее десятка) и останется таким, пока власть не откажется от своих претензий на управление киномиром и не даст возможность развернуться самостоятельным людям, которые только и могут угадать (или создать) потребности общества. Пример тому – бум якутского кино, до которого не достает рука Минкульта, толкающая в яму всё, до чего может дотянуться.

Яма эта в последнее время стала отчетливо припахивать сталинизмом и ксенофобией. Так, в прошлом году под грифом Военно-исторического общества, председателем коего является все тот же министр культуры, вышел фильм Киры Ангелиной «72 часа». Его герой – доблестный капитан НКВД, в годы войны создавший юношескую подпольную организацию, а после войны изобличивший кулацкого сына, выдавшего ее фашистам. А в этом году появились «Три дня до весны» Александра Касаткина, в течение которых другой капитан из того же ведомства спасает блокадный Ленинград от чумы, чьи возбудители были выкрадены фашистскими агентами из института бактериологии при пособничестве его директора (!), и «Сын» Славы Росса, в котором финский политик оказывается бессилен перед «своей» ювенальной полицией, отобравшей (по анонимному доносу) маленького сына у него и его русской жены, а помогает несчастной семье русская мафия в Финляндии, выкрадывающая ребенка и нелегально переправляющая его в Россию.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите комментарий!
Пожалуйста, введите ваше имя