“Первый день во году» – так в России назывался праздник встречи Нового года, если верить «Парижскому словарю московитов», изданному в 1586 году. Этот французско-русский разговорник был составлен капитаном Соважем, который путешествовал вместе с французскими купцами к устью Северной Двины. Правда, во времена капитана Соважа наши предки праздновали приход нового года преимущественно 1 сентября.
Преимущественно, но не повсеместно, так как в иных областях Новый год встречали и в марте. Все зависело от того, какого календаря придерживались: «а-ля Республиканский Рим» или «а-ля Византия». Как говорится, был бы повод, а дату под него найти – не проблема. К тому же, если речь идет о таком немаловажном событии, как проставление очередной зарубки на колесе времени. Этим поводом за всю историю человечества не пренебрег ни один народ ни на одном из континентов. Вот только привязки для нулевой точки отсчета у всех были и остаются разные: Солнце, Луна, чья-то смерть или рождение, сезон дождей, начало новой посевной или сбор урожая. Другое дело, что вряд ли найдется еще одна страна помимо России, в которой однажды установленный обычай претерпевал столь многие изменения по мере исторического развития. Одну частоту переноса самой даты встречи Нового года можно сравнить разве что с частотой перевода часовых стрелок, которую можно наблюдать в последние годы.
В славные языческие времена Новый год на Руси отмечался в период весеннего Равноденствия, и это мало чем отличало русичей от большого числа своих языческих собратьев, включая древних римлян. Крещение Руси, состоявшееся в конце X века, добавило к уже существовавшему списку «красных дней календаря» энное количество пунктов. Но хотя, вместе с христианством к нам пришел и юлианский календарь, по которому начало года приходилось на 1 сентября, от марта, как месяца празднования Нового года отказываться никто не спешил. Лишь в 1492 году, Иван III официально перенес это событие на 1 сентября. И, кстати говоря, если для нас это произошло в 1492 году, то сам Иван III жил в 7000 году от Сотворения мира, как и все жители «нулевых» со дня на день ожидая конца света. Следующей реформации Новый год подвергся спустя 207 лет: 1 сентября в России начался новый, 7208 год от Сотворения мира, а вот следующий, 7209, так никогда и не наступил. Уже в декабре по указу Петра I Российская империя перешла в новое летоисчисление, 1 января отметив приход нового, XVIII столетия от Рождества Христова. Указ императора от 19 декабря 1699 (7208) года гласил: «…а будущего Января с 1-го числа настанет новый 1700-й год купно и новый столетний век…».
Новый столетний век действительно настал, но юлианский календарь со всеми его погрешностями так и остался обиходным. Поэтому уже через каких-то двести с небольшим лет Россию, ставшую к этому моменту советской, снова ждала реформа учета времени. Чтобы перейти на григорианский календарь, и хотя бы в этом вопросе догнать Европу, пришлось задвинуть в небытие пару недель февраля 1918 года – в тот год сразу за 31 января наступило 14 февраля. Правда, тогда же произошел небольшой временной казус, который при возврате к некоторым традиционным ценностям спустя несколько десятилетий не лучшим образом отразился на верующей части россиян. По «старому стилю» российское Рождество, хоть и отставало на одиннадцать-двенадцать дней от европейского, все же приходилось на 25 декабря, то есть случалось до наступления нового года. Теперь же, в соответствии с пользуемым церковью юлианским календарем Рождество приходится на 7 января. А это значит, что православные неофиты все новогодние праздники подвергаются вынужденным соблазнам, в то время как должны отдавать дань рождественскому посту. Да, не учел Петр Алексеевич в своем 1699 году некоторых нюансов, которые могут возникнуть со временем. Ему бы следом за новым летоисчислением и календарь юлианский уже тогда поменять на более приемлемый. Глядишь, под его чутким императорским руководством все бы и перестроились уже тогда. А так большевики своим декретом только усугубили ситуацию с несоответствием гражданского календаря церковному. И уж от кого-кого, а от них-то точно не стоило бы ждать внимательности к данному вопросу. Сегодня же ничего другого не остается, как перенести вопрос расчета календарного дня, на который должно приходиться Рождество, в сферу компетенции современных схоластов.
Что касается Нового года, то традиции этого праздника, начиная с петровских времен, менялись зачастую столь же радикально, как и дата его встречи. Но какое бы разнообразие возможностей для встречи Нового года не дарила современность, некоторые атрибуты этого праздника десятилетиями остаются неизменными. Новогодняя елка, хлопушки, шампанское, салат «Оливье», мандарины, Дед Мороз и Снегурочка…Вот примерный набор того, с чем сегодня ассоциируется Новый год у подавляющего большинства россиян. Что-то из этого списка, конечно же, претерпело изменение за последние десять с небольшим лет. Так, хлопушки поменялись на петарды и фейерверки, а мандарины, как непременный атрибут новогоднего стола, бывший дефицитом в советское время, сильно подрастворились в современном изобилии, как и «оливье», подутонувший в череде прочих деликатесных салатов. Впрочем, как знать, благодаря санкциям, для этих еще недавно бывших бессменными ингредиентов новогоднего меню еще все может обернуться вспять. Тогда как о новогодних открытках этого не скажешь, так как эту составляющую встречи Нового года, пожалуй, уже навсегда заменили собой электронные клоны из социальных сетей вкупе с смс-сообщениями.
Что до фейерверков, то в их отношении время за триста лет как будто бы сделало петлю, вернув традиции, которые насаждал Петр I. Ведь это он своим указом предписывал сопровождать новогодний праздник «огненными потехами». А вот с елками дело обстоит сложней. По велению того же Петра народу следовало украшать ворота и двери своих домов еловыми, сосновыми и можжевеловыми ветками. Елка же, как основной атрибут Рождества и Нового года, появилась гораздо позднее. Вплоть до середины девятнадцатого века обычаем под Рождество украшать дом маленькими елочками отличались лишь некоторые немецкие семьи, проживавшие в России. Первая же российская рождественская елка появилась в Петербурге в 1852 году. Она была установлена в Екатерингофском парке, и с того же времени стали продавать большие хвойные деревья у Гостиного двора. Все это происходило во время правления Николая I, который, кстати говоря, и вывел празднование Нового года на новый уровень, впервые придав ему статус официального торжества.
Дело в том, что за время, прошедшее с петровского указа, Новый год так до конца и не прижился среди населения. Во-первых, привычнее было встречать его все-таки 1 сентября, а во-вторых, более привлекательные своим размахом и яркостью Святки и Масленица, заслоняли собой обычную календарную смену месяцев. Поэтому, можно сказать, что Николай Павлович практически провел пиар-акцию, введя новую традицию торжественных приемов и маскарадов в царской резиденции, с приглашением огромного числа гостей, среди которых были и дворяне, и купцы, и лавочники с женами и дочерьми, а также военные и чиновники. Правда, последние два императора свели эту традицию на нет, и больших приемов не устраивали. Последний из таких приемов, явившись исключением, состоялся в Зимнем дворце 1 января 1900 года и вместил 10 000 приглашенных. Тем не менее Новый год как общенародный праздник к тому моменту уже достаточно прижился, заставив свыкнуться с елкой, как с бессменным атрибутом.
А вот с еще одним персонажем, без которого сегодня не обходится ни один Новый год, дело обстоит несколько иначе. Начать хотя бы с того, что Снегурочке, история которой, как многим сегодня может показаться, уходит своими корнями в глубокую древность, отроду меньше ста лет. А ее появлению на любой новогодней вечеринке мы должны быть обязаны советским драматургам, писавшим сценарии для детских новогодних представлений. В то же время, история рождения этого персонажа весьма витиевата. Изначально она упоминалась лишь в русской народной сказке, которую предал общественности Александр Афанасьев. Николай Островский, вдохновившись этой, в общем-то, очень непритязательной историей, написал целую пьесу, даже, можно сказать, эпическую трагедию в лучших традициях Эсхила. Публика пьесу приняла без энтузиазма, но ею вдохновился Римский-Корсаков, написав одну из своих бессмертных опер. Опера у публики пошла на ура, а Снегурочка даже стала, выражаясь современным языком, достаточно популярным мемом того времени. И если сегодня маленькие девочки, наряжаясь на Новый год снежинками, исполняют, что вполне логично, песенку снежинки, то девочки-гимназистки в царской России часто одевались на Рождество в костюм Снегурочки и исполняли арии из оперы Римского-Корсакова или разыгрывали сцены из пьесы Островского.
В 1929 году, когда советская власть окончательно вычеркнула Рождество и все, что с ним связано из числа дозволенных праздников, Снегурочка как бы канула в лету. А в 1935 году, когда официальное празднование Нового года вновь было разрешено, состоялось ее рождение в новом образе – внучки Деда Мороза. Любопытен тот факт, что в первоначальном варианте новая советская Снегурочка изображалась маленькой девочкой, но в последующие годы сильно подросла, и со временем даже заняла достойное место в целой череде образов для сальных шуток и анекдотов «про это».
Если о былых и сегодняшних традициях встречи Нового года все известно, то какими новыми «незыблемыми» атрибутами он обрастет со временем, покажет будущее. Но что бы оно не показало, суть любого праздника всегда останется неизменной – был бы повод праздновать, а остальное приложится.
